УЧИТЕЛЬНИЦЕ учителей

Не юбилейное, моей маме
Афанасьевой Тамаре Михайловне.

«Она называет меня ласково Лелька. Лельке 61 год, но маме я кажусь молодой и красивой. Спасибо ей за это! Это ощущение, что я – мамина дочка, непередаваемо греет душу. 

Я просто сижу и смотрю на нее и думаю, какой же силы должна быть моя мамочка, чтобы вот так, не имея возможности по здоровью уже четвертый год покидать маленькую 40-метровую квартирку, в 8 утра быть, как она говорит «при полном параде» и встречать новый день!?
Мама прекрасно поет. Они с папой 25 лет пели в Хоре русской песни. У мамы уникальный, очень высокий и чистый голос. Только она в хоре могла исполнять так называемый подголосок, то есть подпевать основной мелодии в более высоком регистре. Да так, что силы ее одного голоса хватало на весь большой хор. 
Другой мамин брат, Анатолий, вообще был человек-оркестр. Мог и петь, и плясать, и играть на инструментах, выступал со сцены, как сейчас называют Stand Up. 
Ну а младший мамин брат, Виктор, стал уникальным трубачом, играл в Новосибирском симфоническом оркестре, стал заслуженным артистом СССР.
При этом мама во всей своей жизни с самого детства всегда была занята. Работа по дому, пригляд за братом, кружок бального танца в местном Дворце культуры, кружок спортивной гимнастике в школе. Бедное, перештопанное платье, всегда тщательно выглажено. Воротничок сияет белизной. Вот с обувью были проблемы. Не было хорошей обуви. Зимой были одни валенки на двоих с Толькой. А ботинки были на несколько размеров больше, только такие удалось у кого-то достать. Жили очень бедно. Но мама никогда не унывала. Это в ее характер, кажется, заложено с рождения. С ее первой фотографии смотрит упрямым взглядом скуластая кудрявая девчонка с карими глазами, в белом платье, которое бабушка перешила из своего единственного выходного платья.
Когда маме было 10, началась война. Мама помнит, как собрали мужчин на стадионе перед отправкой на фронт. Рев стоял такой, что было слышно за несколько улиц. Потом все строем отправились на железнодорожный вокзал. Больше своего отца веселым и здоровым она не видела. Боец Михаил Афанасьев был ранен в живот через 3 месяца после начала войны и отправлен домой в Серов. Домой к нему приходила медсестра, делать перевязку. Мама помнит бесконечные бинты, которыми промакивали гноящуюся рану, но лекарств не хватало, рана не заживала. Отец, чтобы не быть обузой семье в городе, где для него не было работы, уехал в деревню, катать валенки. Туда и вызвали бабушку Марию через месяц, похоронить своего любимого Михаила. 
Бабушка очень горевала. На ее руках осталось не только двое маленьких детей. Оказалось, что в ее животике рос еще один ребеночек, тот самый Витя, младший мамин брат, который родился, так никогда и не увидев своего отца. Отчасти благодаря маминым стараниям, Виктор увлекся музыкой и начал играть на трубе в Доме культуры. И впоследствии стал великим, без преувеличения сказать, музыкантом. Труба №1 в СССР. В 70-е годы, гастролировал в Италии, где покорил искушенную публику своей виртуозной игрой.
Но все это - в будущем. А пока семья едва сводила концы с концами. Война. Мама помнила эти твердые, как деревяшки, брусочки хлеба, которые выдавались по карточкам на неделю. Бабушка почти круглые сутки работала, ей посчастливилось устроиться в столовую поваром. На 12-летней девчонке Тамаре был весь домашний быт и пригляд за двумя ее младшими братьями. 
Был критический момент в конце войны, когда однажды днем мама, вернувшись из школы, обнаружила приоткрытое окно в их единственной комнате в бараке, где они жили. Шторка шевелилась от ветра, бесстрашной девочке стало страшно. Она прикрыла дверь, вышла на крыльцо. Там они втроем и просидели до темноты, ожидая с работы свою маму. Бабушка Мария издалека увидела свою троицу, сидящую на крылечке, бросилась бежать. «Уж не случилось ли чего?» Тамара сказала: «Там окно открыто». Мария бросилась в комнату. Прямо под окном стоял большой сундук, служивший кроватью младшему Витеньке. В этом сундуке хранились все сокровища семьи: отцовская шинель и сапоги, которые можно было на крайний случай променять на хлеб, хлебные карточки, узелок «на смерть» с чистым бельем. Мария распахнула сундук. Он был пуст. Мария рухнула на этот сундук и зарыдала. Это был единственный раз, когда дети видели слезы их мамы, моей бабушки Марии.
Кончилась война. И мама поступила учиться в педагогическое училище на школьное отделение. У нее уникальный педагогический дар! Она могла найти язык с любым поколением. От 6-месячного младенчика до подростка-верзилы. Были случаи в начале ее педагогической практики, когда ее великовозрастные ученичики, бывшие на две головы выше их невысокой «училки», решали постращать ее за строгость к ним, лодырям. Но неизменно наталкивались на бесстрашный, прямой, упрямый взгляд. И тушевались, отходили прочь и более уже не пытались сломить Тамару. Мама, чтобы заинтересовать учебой этих незаинтересованных, вела внеклассные уроки. Они паяли; строили какие-то приборы, которые иногда били их током; препарировали лягушек, чтобы проверить их рефлексы; изобретали невероятные самодвижущиеся колеса. С ней всегда было интересно. С ней, моей мамой, всегда интересно и сейчас. 
Вскоре маме предложили преподавать математику в вечерней школе в техникуме при металлургическом заводе. Шел 1951 год. А дальше было все, как в фильме «Весна на Заречной улице». В одном из классов занимался крепкий голубоглазый паренек, Павел Афанасьев. Занимался упорно, но почему-то именно математика ему не давалась. Как выяснилось потом, этому была причина. Павлику требовались дополнительные индивидуальные занятия, непременно требовались отдельные занятия с этой маленькой математичкой Тамарой Гороховой. Павел был сталеваром. Первым щедрым и дефицитным подарком любимой девушке были резиновые сапоги, чтобы Тамара могла пробираться к техникуму по городской грязи. Вторым подарком стали необыкновенной красоты туфли-лодочки на шпильке. Правда Тамара чуть в гневе не вернула их Павлику. Эти лодочки – это уже какой-то серьезный намек, а ее целомудренное сердечко не могло согласиться с таким дорогим и многоговорящим подарком. Но Павлик уговорил. А через месяц они поехали в деревню, где жила папина приемная семья (папа был детдомовец). Они сели на пригорке перед самым спуском в деревню. Тамара поправляла свою шляпку. Павлик смущенно сказал: «Ты пока это, сними свою шляпу. А то деревенские не поймут». Они помолчали. Мама решилась и в большом смущении спросила Павла: «Ну а в качестве кого ты меня везешь в деревню, знакомить со своими?» Папа посмотрел на нее. «В качестве невесты». Так было сделано предложение руки и сердца.
Через год родился у мамы ее первенец мой брат Александр. Он, кстати, унаследовал от мамы математические способности, закончил невероятно трудный математический факультет Новосибирского университета. Всю жизнь связан с математикой. А еще унаследовал мамин оптимизм и романтизм, любовь к литературе, написал и выпустил уже несколько книг стихов и пишет очень талантливую прозу.
Шел 1956 год. Мама решила учиться дальше, поступила на заочное отделение Ленинградского педагогического института имени Герцена. В 1959 у нее родилась и я, ее дочка Оля-Оленка. Мама по-прежнему упорно ездила два раза в году сдавать сессии в далекий Ленинград. А бабушка Мария оставалась с маленькими Олей и Сашей, только бы «Томка выучилась». И мама выучилась, блестяще закончила институт и даже была приглашена в аспирантуру. Но жизнь диктовала свое. 
Однажды ей позвонили из горкома партии: «Вы у нас в городе единственный педагог с высшим дошкольным образованием. Принимайте новый комбинат, ясли-сад от металлургического завода на 200 детей в качестве заведующей». А Тамаре было тогда еще лишь 29 лет! 
Ответственность громадная! В то время за любое происшествие в детском саду можно было «под суд» пропасть. 
И началась в ее дружной семье новая эпоха под названием «мама-заведующая». Чтобы было понятно, что такое был этот ясли-сад, поясню. Это - заведение, где было две группы детей по 20 человечков в возрасте от 3 месяцев до года. Многих детей оставляли на ночь, так как мамы работали на заводе в ночные смены. Это был также коллектив из 60-ти теток, разного возраста и опыта работы, которые должны были подчиняться 29-летней девчонке. Эта девчонка также должна была, кроме жесточайшего контроля за соблюдением санитарных норм и технологий приготовления пищи на кухне, заниматься «выбиванием» средств на стройматериалы для окончания ремонта и другие, как маме казалось, совершенно необходимые для уюта вещи. 
«Ну, Тамара Михайловна! Ну какие ковры? Где мы Вам ковры возьмем!?» - тянули в профкоме завода. Но отказать стройной, веселой, с обворожительной белозубой улыбкой и очень настойчивой заведующей не могли. 
И появлялись в садике красивые шторы, мягкие яркие ковры. Женский персонал полюбил молодую заведующую. Люди тогда уважали честный и беззаветный труд. А мама посвящала своей «второй семье», своему комбинату все свое время. Я помню, как часто ночами она просила мужа: «Павел, давай съездим в садик, проверим, вдруг ночная няня заснула, а детки мокрые, не перепеленатые лежат». Они садились на наш трехколесный мотоцикл «Урал» и мчались по ночному городу, «проверить ее деток». 
Надо сказать, маму любили не только ее коллеги. Когда по утрам она делала неизменный обход всех групп, дети радостно бежали к «тете Тамаре», висли на ней, обнимали ее за ноги, не давая пройти, жаловались, если их кто-то обижал. Она утирала носы, брала на руки малышей, чмокала их шелковые головки. Дети каким-то волшебным образом успокаиваются рядом с ней. Не раз, во время наших путешествий, в вагонах поездов, мама легко могла успокоить любого орущего ребенка. Она и сейчас не переносит плач ребенка, считает, что нет такого плача, который бы нельзя было легко превратить в смех.
Прошло несколько лет. Тамару Михайловну, ставшую заметной фигурой в общественной жизни города, пригласили работать в горком партии. Пришлось согласиться. Но выдержала там недолго, стало скучно от кабинетной работы. Ее призвание – учить, и ничего с этим не поделать. К счастью, ее отпустили. 
После этого пришла на работу в Серовское педагогическое училище. Это - новая страница в ее жизни. Нет, не страница, а толстенная книжица, которой она посвятила почти 40 счастливых лет. Мама преподавала абсолютно уникальный предмет «Методика изобразительной деятельности в детском саду начальной школе». Методику она создавала сама, учебников и жестких рекомендаций тогда не существовало. 
Ее кабинет был чудесной комнатой, заставленный волшебными вещами: нарядными барышнями, слепленными и раскрашенными по образцу дымковской игрушки; большим конем, как оказалось из покрашенного пластилина, но абсолютно похожего на каслинское литье; расписанными жостовскими подносами; вышитыми рушниками; вязаными салфеточками и еще много-много чем, ярким и необыкновенным. По 6 часов в день она расхаживала у доски, никогда не присаживаясь на стул во время урока, и учила будущих воспитательниц творчеству: рисовать, лепить, шить, раскрашивать, вязать обыкновенной швейной иголкой удивительной красоты ажурные игольные кружева. 
За эти годы в педучилище многое было пережито. Даже голод, который, казалось, остался в военном прошлом, снова вернулся в 90-е годы. Тогда в студенческой столовой кормили только студентов, на преподавателей не хватало продуктов. Однажды на уроке маме стало плохо, от голода она начала терять сознание. Перепуганные девчонки побежали в кабинет директора. Тогдашний директор Ирина Георгиевна, привела ее за плечи в свой кабинет, усадила на стул и принесла из столовой тарелку гречневой каши. «Ешьте, Тамара Михайловна», - приказала строго. И добавила шутливо: «Вы нам здоровая нужна, Вы у нас одна, такая...»
По ее рассказам о работе со студентками в колхозе можно написать отдельную повесть. Каждый сентябрь всех девчонок с несколькими преподавателями отправляли в колхоз, на помощь в сборе урожая. Тамара никогда не отказывалась, хотя могла. Собирать морковку голыми руками под мокрым снегом - не простое занятие. А еще и селили их в каких-нибудь заброшенных бараках или сараях. Тамара по ночам ходила, укрывала своих девочек рогожами от капающего сквозь крышу дождя. В конце этой «трудовой вахты» надо было умудриться «выбить» до отъезда из колхоза причитающиеся заработанные рубли. Девчонки мерзли, ныли, а мама пела и подбадривала их, выковыривая из промерзшей земли вместе с ними эту мокрую морковку.
Творческий заряд мамы просто не знает границ. Дом ее семьи, не богато меблированный, всегда был удивительно уютным и теплым. Все эти, как сейчас называют, арт-объекты, кружевные салфеточки, фото в рамках на стенах, все это делают дом Афанасьевых настолько персональным, как будто это не дом, а живой человек.
Кстати, про игольное кружево. Наша мама всегда имела великое желание сохранить эту уникальную технику кружевоплетения, даже выпустила маленькую книжечку по технике вязания этого удивительно чудо-кружева. Во вступлении к книжечке написано: «Что уж проще: нитка да иголка. Но какие удивительные, похожие то ли на морскую пену, то ли на снежинки, игольные кружева привлекают изысканностью и тонкостью работы». Книжечка раздавалась всем желающим. Но не каждый способен часами высиживать над этими узелочками и столбиками. Мама, при всей ее кипучей энергии, могла. А потом раздаривала свои великолепные воротники и салфеточки, над которыми просиживала долгие месяцы, подругам, на память.
В этом разнообразии занятий – вся ее разносторонность! То нежная и ласковая, то строго рассуждающая о каких-то безобразиях; то гибкая и готовая на компромиссы, то абсолютно не приемлющая лжи. 
Какой результат ее преподавания в педучилище? То, что маме дали почетное в СССР звание «Отличник народного просвещения», наверное, не так важно. А вот то, что спустя почти 40 лет на каждый День Учителя, 8 марта и день рождения она получает букеты цветов от ее бывших учениц - это дорогого стоит. Ее теперь уже 60-летние «девчонки» звонят, пишут сообщения, благодарят любимого педагога, что научила их дружить, жить честно, не унывая, с песней и с неизменным девизом мамы «Оптимизм – наше оружие».
А еще она умела любить так, как никто другой. С мужем Павлом Петровичем Афанасьевым душа в душу прожили они вместе 67 лет. Ни одним днем не была омрачена их любовь и уважение друг к другу. 
А так, как она любила своих детей, внуков и правнучков - не любил больше нас никто. Она просто любила нас, не ожидая ответа или выгоды. И мы все питались и жили в свете этой великой Любви такой обычной и такой Великой Женщины – моей мамы, благодарим тебя за эту Любовь!».
Ольга Старк (Афанасьева).

Моей маме, Тамаре Михайловне Афанасьевой, подарившей мне когда-то в дорогу записную книжку с этим, написанным ею на самой первой странице девизом.
Когда ты решила? В семнадцать, иль в двадцать:
«Бороться, искать, найти, не сдаваться.»
Когда со стола собирали вы крошки,
Когда залезали ворюги в окошко,
Когда сквозь метель проносила ты братца?
Бороться, искать, найти, не сдаваться.
Где ты отыскала? И как ты носила
Все долгие годы спокойную силу:
Бороться с бедою, искать свое счастье;
Найти, это трудно… Труднее - не сдаться!
Не сдаться заботам о хлебе насущном,
Не сдаться работе благополучной,
Не сдаться беде. Снова петь и смеяться.
Какая же сила нужна, чтоб не сдаться!
Певунья родная моя, и плясунья,
Тебе свое сердце в подарок несу я.
Спасибо за то, что меня научила,
За то, что вложила спокойную силу.
Теперь я сумею в атаку подняться,
Бороться, искать, найти, не сдаваться.
Александр Афанасьев.
23 августа 2024 года в возрасте 92 года ушла из жизни Афанасьева Тамара Михайловна, преподаватель Серовского педагогического училища, ветеран педагогического труда.
Спасибо вам за все, наша дорогая УЧИТЕЛЬНИЦА!